Меладзе без фонограммы
Один из немногих, чей голос нельзя не узнать. Нервные срывы и профессиональные взлеты, любовь женщин и уважение мужчин. Слава и ненависть. Песни и бизнес. Злой романтик Валерий Меладзе отвечает на вопросы PLAYBOY.
Валера, я провела мини-опрос и выяснила две наиболее распространенные точки зрения. Первая — Валерия Меладзе до слез обожают женщины.
— М-да…
И вторая — Валерий Меладзе являет собой образец абсолютно благополучного человека, у которого все ОК.
— О! Я рад, что мне удалось сложить о себе такое мнение. Хотя…
Вот это «хотя» и дает мне основание задать тебе абсолютно бестактный вопрос. Это правда, что буквально перед самым творческим взлетом ты был чуть ли не на грани самоубийства?
— Наташа! Я такой жизнелюб, что мне никогда в голову не придет подобное! И не приходило никогда! Да, у меня в жизни было несколько серьезных кризисов, но я бы не хотел об этом говорить.
Вернемся к творчеству. Как парню из Батуми, который в юности учился в городе Николаеве, удалось стать одним из самых кассовых исполнителей эстрады?
— Самое страшное восточное проклятье — пожелать человеку родиться в эпоху перемен. Не знаю, кто и чего нам пожелал, но наше с тобой поколение попало именно в такую эпоху. Представь: 89-й год, я, закончив институт в Николаеве, собираюсь писать кандидатскую диссертацию. При этом со своим братом Костей занимаюсь музыкой. Когда наступил 90-й, я понял — все, наукой заниматься бесполезно. Нет финансирования. И никакой энтузиазм не спасет. Да и так ли уж мне это интересно? — стал я спрашивать себя самого. И тут важно вот что понять. До момента моего прорыва, или, как многие сейчас говорят, «взлета», мы с Костей жили музыкой 11 лет! Представь — песне «Старый год», которую я записал только в этом году, ровно 10 лет.
Но ведь идти в шоу-бизнес это означало фактически лбом прошибить стену.
— Я скажу про эту «стену». Но почему ты не обратила внимания на другое — песне 10 лет и никто не скажет, что она устарела. Наш творческий стиль сформировался именно в те годы. Знаешь, я так давно не вспоминал тот путь, который пришлось пройти, что далее сейчас как-то разволновался. Так вот, единственное, что мне всегда помогало и в чем я абсолютно уверен, — нужно полагаться только на собственную интуицию и доверять только самому себе. Мода, чужие советы — это все не то. Нужно позволять себе мечтать. И только потом думать, как этого добиться.
Ты подумал и принял участие в престижном в 90-е годы конкурсе «Ступень к Парнасу»?
— И так пролетел мордой по этим ступеням! Не скрою — меня этот провал добил! Я был абсолютно уверен в себе! Тогда… Но если объективно — пел я, может, и неплохо, но артист из меня был никакой.
Была мысль — «Я вам всем еще докажу!»? И вообще ты злопамятный человек?
— Если кто-то сделал мне что-то плохое, то… Ты не думай, что я скажу, что тут же пытаюсь понять и простить. Нет, я обязательно должен отомстить. Сижу и чувствую: что-то мне мешает жить, потом начинаю составлять план, как взять реванш. По-другому не могу. Но, с другой стороны, многие считают меня слишком эмоциональным, открытым и доверчивым. И в этом я тоже неисправим. Мне, например, помогают мысли о том, что все будет хорошо.
1993 год стал переломным в твоей жизни?
— Да, но сначала был внутренний перелом. Мы выступали в провинции, записывали песни, зарабатывали какие-то деньги. Но при этом абсолютно точно поняли — завтра мы так жить не хотим. У нас были записаны уже все известные песни — «Ночь накануне Рождества», «Не тревожь мне душу, скрипка».
Но счастья не было.
— Знаешь, счастье — это очень относительное понятие. Я был счастлив до того момента, пока мне не надоело петь в студии для себя самого. У меня появилось желание выступать для широкой публики, я чувствовал, что могу петь концерты. И вот тут-то я впал в депрессию. Потому что понял: жить так дальше — тупик. Мне нужен прорыв.
To есть ты хотел в Москву?
— Да, нужна мне была эта Москва!
О черт, с каким истинно грузинским шармом ты это сказал! В тебе сколько грузинской крови?
— 75%. Папа — грузин чистый. Мама — наполовину… Москва была важной ступенькой для прорыва. Москва — город, в котором человек не чувствует границ. Так вот, мне очень хотелось показать то, что я могу. Мы были во всеоружии. У нас был практически сделан целый альбом. Это очень редкий случай в шоу-бизнесе. Обычно есть одна песня, на нее снимается клип.
Даже ребенок поймет, что в тот момент вам нужны были деньги, другого пути в шоу-бизнес нет.
— В Николаеве нам дали деньги хорошие знакомые, как говорится, бизнесмены первой волны. Мы с ними подписали контракт. И поехали в Москву.
Все так легко и просто?
— Легко!? Да ты спроси у любого начинающего артиста, что это такое брать деньги на раскрутку. И хотя мы брали деньги у хороших людей, меня ужасно мучил вопрос: а если мы не сможем отдать?
Жесток мир шоу-бизнеса.
— Кстати, публика столь же жестока по отношению к артисту. Тебя могут любить, ломиться на твои концерты. Но если вдруг что-то происходит — творческая неудача, проблемы с голосом, — публика тут же начинает ненавидеть: «Он, сволочь, не оправдал наших ожиданий, он нас расстроил».
В Москве ты начал работать с продюсером Евгением Фридляндом.
— Мы были знакомы раньше. Но когда у нас появились деньги… Короче, он сказал: «Давайте я вам помогу максимально выгодно вложить их в рекламную кампанию».
Твоя внешность — интеллигентного парня в очках — как-то не вписывалась в каноны эстрады тех лет. Что сказали умные дяденьки из шоу-бизнеса, увидев тебя?
— Самое лестное, что я слышал в свой адрес тогда: «Он похож на клерка или на инженера». Недавно Игорь Николаев сказал: «Меладзе не дает артиста на сцене. Он морщится, закрывает глаза. Но он заставил зрителей принять этот образ». Но так обо мне стали говорить недавно…
А тогда тебе предложили перекраситься в блондина?
— Мне поступало много предложений от моего продюсера. Правда, не из разряда перекраситься в блондина. Он предлагал мне не петь Костины песни, потому что они якобы недостаточно яркие. Мне советовали поменять фамилию на том основании, что лица кавказской национальности сейчас не в почете.
Ты не согласился?
— Я сказал, что я лучше вообще брошу это дело, если нужно так ломать себя. И продюсеру пришлось со мной согласиться.
Валера, ты как-то сказал, что тебе ужасно хотелось проникнуть в прекрасный мир шоу-бизнеса. Ты изменил о нем свое мнение?
— То, что шоу-бизнес — это сияющий сказочный мир, думают многие, особенно те, кто приезжает из провинции. Но я пошел в своих заблуждениях еще дальше — он мне казался правильным. Не скрою, я вел светскую жизнь, мне хотелось стать своим. Но скоро я понял, что очень много сам для себя придумал. Я же говорил, что бываю чересчур доверчив. Сегодня я понимаю, что нужно искать вдохновение только в самом себе и в своих близких. И если кто-то говорит, что я — благополучный человек, то мое благополучие не в деньгах, а в том, что я могу себе позволить жить так, как я хочу.
Еще одна сплетня: «Меладзе стал приносить большие деньги, и продюсер его слишком эксплуатировал».
— С Фридляндом мы расстались интеллигентно — так, как в этой стране не расставался еще никто. Что касается эксплуатации… Мне самому нужны были деньги, и я готов был работать. В то время моя жизнь была не устроена, я снимал квартиру, у меня жена и ребенок… Но эксплуатировать меня невозможно — я не мальчик. Однако стали возникать ситуации, когда я перерабатывал, плохо себя чувствовал. Тогда я впервые понял, что это такое — проблемы с голосом. Я всегда думал, что это может быть с кем угодно, только не со мной. Я просто дико устал. Но я попал в такой механизм, из которого невозможно было вырваться. Это был тупик. И самое тяжелое — я отдавал себе отчет в том, что мои проблемы — это только мои проблемы! И хуже, чем мне, не было никому!
Шоу-бизнес жесток, потому что это мир больших денег?
— Действительно в шоу-бизнесе крутятся огромные деньги. Но наивно думать, что все они достаются артисту. Шоу-бизнес — это сложный механизм, и за все нужно платить — за прессу, за эфиры…
Уточним насчет прессы. Ты всегда платишь за статьи о себе?
— Сейчас — не за все. Но если решаю сделать пресс-конференцию, то должен платить. Что тут такого?
Вернемся к тому, что после удачной раскрутки ты попал в ситуацию, когда вынужден был заниматься «чесом».
— Стоп! Не говори «чес». Знаешь, чем отличается «чес» от гастролей? Гастроли — это концерты, за которые не стыдно. Когда нормальный свет, звук, когда работаешь в полную силу…
И без фонограммы!
— Бог с ней, с фонограммой! Если человек выступает с балетом, с подтанцовками и держит внимание публики — на здоровье. Только надо называть это не концертом, а шоу. Мне не нужны никакие танцующие люди за спиной. Я считаю, что необязательно на сцене прыгать. Можно просто сесть на стул и так спеть, что сразу попадешь «в десятку». Но напиши, что я не хочу обидеть тех, кто выступает по-другому.
Сейчас на нашей эстраде чрезвычайно модно «сбиваться в стаи». Неужели для артиста не унизительно бесконечно участвовать в сборных солянках?
— Немногие в состоянии сделать сольник. И тут я позволю себе нескромное заявление. У меня нет проблемы собрать зал на свой концерт. И 99,9% — это сольники. Но я думаю, что участие в сборных концертах не унизительная, а необходимая вещь. Например, если ты участвуешь в «Песне года» — значит, и все это понимают, дела твои идут хорошо.
Тебе не кажется, что последнее время идет повышение уровня нашей эстрады?
— Да ничего подобного! О чем ты говоришь? Ни фига не стала она лучше и, думаю, в ближайшее время не станет.
Хорошее заявление для романтика и оптимиста!
— Да, это говорю я, оптимист. Даже больше скажу, хоть и нахально. Мой уровень не снизился, это точно, потому что я не подстраиваюсь ни под какие каноны, не следую моде, а делаю то, что мне хочется. Есть еще несколько артистов, уровень которых не снизился. Но если посмотреть вообще… Чем отличается нынешняя «Песня года» от прошлогодней?
Чем?
— Да ничем! Только цифрой! Содержание абсолютно не изменилось. Нет, ну, может, это и хорошо — мол, традиционный фестиваль. Но факт остается фактом — новых имен почти не появилось, зато непонятно, откуда возникло огромное количество исполнителей низкого пошиба.
А вот наши шоу-специалисты уверяют, что при грамотном промоушине «раскрутить» можно даже консервную банку.
— Я думаю, что нет. Другое дело, что есть грамотные проекты. Один из примеров — группа «Стрелки». Все сделано здорово — красивые девушки, крепко сбитая музыка.
Цинизма многовато.
— В любом продюсерском проекте много цинизма. Это нормально. 90-е годы на эстраде — время холодного расчета. И без продюсера артист «лопается».
А кто твой продюсер?
— У меня нет продюсера. Ха-ха. Но дела мои идут в гору.
Ты так «зазвездился»?
— Наверняка кто-то так и думает. Но это неправда. Просто я понял, что у меня и у продюсера — разные цели. В жизни вообще. Если коротко: «Я не хочу быть машиной для зарабатывания денег».
He слитком ли свободной птицей ты хочешь быть?
— Если я добивался чего-то в жизни, то только ради того, чтобы стать свободным человеком. Мне сейчас 33 года. Ко мне достаточно поздно пришел успех, и я тяжело его добивался. Так почему сейчас я должен себя ломать? Я прекрасно понимаю, что со мной считаются, пока мои дела идут хорошо. А если они пойдут хуже, то растопчут! Но для того чтобы этого не произошло, надо меняться, иначе публика привыкнет и ты ее просто достанешь. Сейчас я сознательно пою более низким голосом. В «Сэре» я брал просто неприлично высокие ноты.
Почему неприлично?
— Да потому что для подростка это нормально. А для взрослого мужчины — это слишком высоко. Это не то.
«He то» в смысле сексуальной ориентации?
— Да, я боюсь, что кому-то может даже показаться подобное.
?.. Валера! У тебя же имидж стопроцентного мужчины!
— При чем здесь имидж? Мой имидж, если он у меня и есть, исходит из моего нутра. Это сейчас все перевернулось с ног на голову. Сейчас нам пытаются внушить, что всяческие извращения — это нормально. И мы по привычке уже соглашаемся: «А что в этом такого? Это все прилично». Так вот я считаю, что нет, неприлично. Неприлично выпячивать свою чрезмерную сексуальность!
А как же быть со свободой личности?
— На здоровье! Дома делай все, что ты хочешь. Но проявление свободы не должно раздражать. Меня бесит, что на сцену может выйти мужчина в женских трусах, с полуголой задницей и кланяться, повернувшись к залу спиной.
Это ты о ком?
— Да о ком, о Моисееве, конечно! Я воспринимаю это как оскорбление. Да, я против вторжения в личную жизнь людей. Но я и против пропаганды гомосексуализма как чего-то нормального.
Валера, это правда, что если во время концерта тебя что-то не устраивает, то ты можешь повернуться и уйти со сцены?
— Да, такое бывает. Объясню. Мне часто говорят: «Валера, да мы все уже знаем, что ты честный парень, но, черт побери, это же шоу-бизнес, можно перетерпеть». Но когда я встречаюсь с откровенным хамством, то прихожу в бешенство. Совсем недавно была уж вообще запредельная ситуация. Я пою. И вдруг в центр зала вываливает какой-то жлоб: «Ну ты, артист, мы тебя наняли, так уж давай пой, не расстраивай нас». Я озверел. Почти с матом вылетел со сцены, только на ходу сказал директору: «Верни им деньги, и уезжаем». Почему я должен позволять кому-то унижать себя?
Ты думаешь о том, что слава когда-нибудь уйдет? Боишься этого?
— Боюсь! Но прекрасно понимаю, что рано или поздно она уйдет, просто потому что по-другому быть не может.
Валера, почему ты не принимал участия в «Рождественских встречах»? Говорят, ты поссорился с Пугачевой.
— Знаешь, мне не хочется комментировать эту ситуацию. Не знаю, почему Алла так поступила. Я не раз доказывал ей свое уважение. Но… Тут я хочу заявить ответственно. Я не школьник, которого нужно показательно отшлепать по заднице. И если еще когда-то будут подобные мероприятия, устраиваемые Аллой Пугачевой, то я не буду принимать в них участия. Даже если там будут все! Я знаю, что многие, знакомые с нравами нашего шоу-бизнеса, скажут: «Да ладно, все так говорят, а потом прибегают как миленькие!» Но я — человек слова.
Распространяться о своей семейной жизни ты не любишь.
— Не потому что мне есть что скрывать. У меня нормальная семья-жена и дочь. Я женат первый и, надеюсь, единственный раз. Мы вместе уже 8 лет.
To есть Ира прошла с тобой по всем ступеням. Как вы пережили испытание «медными трубами»?
— Знаешь, успех — тяжелое испытание для близких. К счастью, нам с женой удалось преодолеть этот кризис. И если говорить о женщинах вообще, то мне в жизни всегда встречались умные женщины. И одна из них стала моей женой.
А как она относится к армии твоих поклонниц?
— Нормально. Но у меня нет такого, чтобы за мной бегали толпами по улицам, расписывали стены в подъезде… Мне вообще кажется, что я привлекаю женщин исключительно своими песнями, а не лично. Ха-ха.
Валера, у тебя есть какие-нибудь милые домашние слабости?
— Ну не знаю, слабость это или нет, но я утром обязательно должен сам себе поджарить яичницу. Во-первых, обожаю это блюдо, и, во-вторых, мне кажется, что никто лучше меня этого сделать не может. Я вообще люблю сам заниматься собой. Я сам утюжу брюки — чтобы коленки не пузырились…
Некому, что ли?
— Тебя это удивляет, как ту немецкую журналистку, которая пришла ко мне перед концертом. А я в этот момент старательно чистил ботинки. Она была потрясена. Ей я ничего не стал объяснять, но тебе скажу. Я часто думаю о том, что настанет время, когда из звезды я превращусь в обыкновенного человека. И я к этому моменту могу разучиться все делать.
Поэтому ты сам водишь машину…
— Именно. Я очень люблю мчаться по пустым трассам города.
Еще у тебя есть одна слабость — красивая одежда.
— Да, я слежу за модой. Но я вообще люблю все красивое. Хотя с гардеробом трудно, потому что мне не все подходит.
А где сейчас живет твой брат и автор песен Костя?
— В Киеве. Ему не подходят московские ритмы. Ему вообще не нужна вся эта суета — слава, съемки, интервью. Он предпочитает делать то, что ему нравится, — писать песни. И я тоже решил прекратить гонку. Меньше гастролей и эфиров. В этом году больше не будет альбомов. Кто-то прочитает и скажет: «А, чувак, понятно, устал, да?» Нет, я отлично себя чувствую, именно сейчас я получил редкую возможность прислушиваться только к себе.
