Главная » Пресса » 2009 » Отдыхать не умею

Отдыхать не умею

В рамках большого гастрольного тура по Европе любимец публики Валерий Меладзе посетил самый русский город Кипра — Лимассол. В ночном клубе Monte Caputo — традиционном месте проведения концертов наших исполнителей — казалось, собрался весь свет.

Ослепительные дамы в вечерних нарядах сжимали в руках огромные букеты цветов. В зале не было свободных мест. Все с нетерпением ожидали выхода на сцену неисправимого романтика отечественной эстрады. И дождались. Валерий в течение двух часов вживую исполнял свои старые и новые хиты, в перерывах развлекая публику тостами и шутками. Настроение у зрителей было боевое, дамы и господа то и дело пускались в пляс, во весь голос подпевая маэстро. А на следующий день в просторном холле отеля Le Meridien в интервью нашей газете Валерий Меладзе рассказал, что такое патриотизм, как завоевать мировую популярность и чем хороша жизнь в провинции.

Валерий, отличаются ли ваши концерты в России и за рубежом?

— Вы знаете, практически нет. У меня концерты и там и там превращаются в интерактивное шоу. То есть зрители начинают участвовать в процессе и просить исполнить то, что они бы хотели услышать.

Как вчера, например…

— Да, а еще за границей почему-то просят какие-то старые песни, совсем старые. Я иногда иду на поводу у зрителей, но в какой-то момент отхожу от этого, потому как столько всего произошло с 1995 года, с того времени, когда были созданы «Не тревожь мне душу, скрипка», «Сэра», «Лимбо». Но все равно в памяти у людей остаются эти песни, и они их просят.

Вообще, у меня все концерты один от другого отличаются, потому что разные зрители, разная обстановка, и это мне очень интересно. А иногда бывают концерты, когда у меня вообще нет определенной программы. Я все время прислушиваюсь к пожеланиям, просьбам, и потом корректирую. Понимаю, например, что исполнять подряд несколько медленных песен нельзя. Но какой-то четко заданной тенденции у моих российских и зарубежных концертов нет.

То, что заказывают старые песни, наверняка связано с ностальгией?

— Да, конечно. А еще я обязательно учу несколько волшебных слов на языке той страны, куда я приезжаю. Правда, вчера я был немногословен…

Ну как же, все в зале оценили ваше эвхаристо — спасибо!

— Да, да, точно эвхаристо. Можно было, конечно, еще больше выучить. В следующий раз обязательно выучу.

В одном из интервью вы сказали, что «патриотизм — это любовь к тому месту, где ты живешь, к лифту, который разрисован, потому что каждый подросток должен там оставить свое имя». Можно ли, на ваш взгляд, оставаться патриотом, живя на чужбине?

— Конечно. Я родился и вырос в Грузии. Я очень люблю Россию, очень люблю Украину, в которой жил. Представьте себе, я предполагаю, что человек может быть патриотом нескольких стран.

Космополитом?

— Да, космополитом — тем человеком, который всех пытается понять, особенно те страны и культуры, в которых сам некоторое время прожил. Мне ужасно не нравится, когда на Украине ругают русских. Мне ужасно не нравится, когда русские ругают украинцев. Мне также ужасно не нравится, что произошел этот безумный конфликт России с Грузией. И я пытаюсь понять объективно, кто виноват.

Но так или иначе, где бы я ни жил… Даже если я селюсь в какой-то гостинице, я становлюсь патриотом этой гостиницы. Я стараюсь в ней не «гадить». И вокруг нее тоже. А вот почему-то есть люди, у которых нет этой культуры. Действительно, человек вокруг своего дома может «гадить», у своего подъезда может «гадить». У таких людей и дома-то порядка нет, но бывают и такие, у которых дома полный порядок, а вот сразу за порогом…

Патриотизм — это уж точно не то, чтобы ходить и орать: «Мы — самые лучшие, а все остальные — никто и ничто!» И эта картина, которую я часто вижу в России, когда после футбола молодежь с российскими флагами идет, орет, крушит все, что попадается на их пути, бросает вокруг пустые бутылки, матерится… Я считаю, что это не патриотизм, а абсолютнейшая глупость и безумие. Но это есть в России, от этого никуда не деться.

Существует мнение, что нашу эстраду нигде кроме как в России слушать не будут. Что она для внутреннего потребления, потому что в ней специфический язык чувств, эмоций, понятных исключительно нашей публике. Вы согласны с этим утверждением?

— Думаю, что в России просто пока не существует таких структур, которые бы интегрировали российскую музыку в европейское и мировое пространство. Есть несколько ребят, которые смогли пробиться: это группа «Тату» в свое время, и ди-джей Руденко.

Леонид Руденко?

— Да. Он послал на какой-то сайт свою музыку. Я с ним разговаривал, он мне сам рассказывал. Потом эта инструментальная музыка понравилась интернет-сообществу, она начала набирать на этом сайте баллы, и ему предложили сочинить к этой песне слова и записать ее с какой-то американской певицей. Певица тоже была мало кому известна, но в итоге получилась крепкая композиция, которая прогремела.

Это что касается структуры. А что касается музыки, то на Западе много бездарной музыки. И я не понимаю, зачем она России. Есть культуры, которые России совершенно чужды. Вы хотите сказать, что рэп каким-то образом интересен человеку, который родился и воспитывался в культурном пространстве России или Грузии или бывших советских республик? Нет. Но его достаточно интенсивно нам навязывают. Да и европейской культуре рэп не близок.

Но он не особо там и прижился. Во Франции, например.

— Да, конечно. Во-первых, не прижился. Существует и французский рэп, и английский. Но все-таки, это более узкая направленность. А вот нормальная мелодичная русская музыка, я абсолютно уверен, могла бы прижиться и на Западе. Да и нам всегда была близка западная (особенно европейская) музыка.

У вас сейчас большой гастрольный тур по Европе. Напряженный график. Давно ли вы были в отпуске?

— Сказать честно, я не умею отдыхать. Если у меня и выдается один свободный день, то я схожу с ума и не знаю, чем заняться вечером. Мне больше нравится мой сбалансированный график: выходить практически каждый день на сцену. Первая половина дня отдана мне, каждому из нас, во второй половине дня мы готовимся к концерту, вечером — концерт.

Для меня это самый оптимальный график, когда я себя чувствую в деле. И мне это нравится. Но стоит мне начать отдыхать больше недели, как я забываю о том, кто я, чем я занимаюсь в этой жизни и почему я лежу сейчас и ничего не делаю. Для меня это нормально, а вот все, кто вокруг меня, от этого страдают. Ведь я не умею отдыхать, и, получается, им не даю.

В одном из интервью ваш брат Константин сказал, что «Москва — это город не для жизни, а для работы». Каково вам не только работать в Москве, но и жить?

— Здесь я абсолютно с ним согласен. В Москве можно добиться очень многого. Москва — это город гигантских возможностей. И мы все туда, извините за выражение, «премся» для того, чтобы самореализоваться. Но как только у нас что-то начинает получаться, мы понимаем, что так жить тяжело.

Для того чтобы доехать из одной точки Москвы в другую, нужно потратить часа полтора или два. Три часа жизни в день мы тратим на дорогу. А дорога — это не жизнь. Это перемещение, во время которого мы, конечно, можем говорить по телефону, решать какие-то вопросы, общаться со своими родными. Но мы в этот момент с ними не находимся.

А люди, которые живут в небольших городах, могут использовать свои 24 часа в сутки, как им угодно: достаточно спать, жить спокойной, размеренной жизнью. Но, правда, у них нет таких возможностей, как в Москве. Они не могут добиваться того, чего человек может добиться в Москве.

А не хотелось ли однажды бросить все и уехать жить в какой-нибудь курортный город?

— Конечно, иногда такие мысли меня посещают. Но я тут же начинаю себе представлять, чем я буду там заниматься и понимаю, что сойду с ума. Нет, конечно, я мог бы найти себе какое-нибудь занятие. (Смеется.) И потом, я вряд ли смогу утащить.